– Всегда так опасно ездишь? – осведомился Тиль.
– Нет же никого.
– Это «раз». И «два»?..
– И два: со мной в машине самый-самый…
– Мощный форвард, – закончил за нее Тиль. – Ты еще про «гордость семейства» хотела пошутить?.. Семейство наше давно развалилось, Лена.
– Элен, – поправила она.
– Хорошо.
– Мог бы сам сообразить…
– Вот об этом и речь, сестра. Держаться на взводе двадцать четыре часа в сутки невозможно. Форвертс не устает… но он владельца утомляет. Сильно.
– Утомляет, – согласилась Элен.
– Так что давай договоримся не перевешивать своих забот на другого.
– День?.. Неделя?.. Месяц?.. На сколько договариваемся?
– Этого я тоже не вижу. Предлагаю – на всю жизнь.
– Смело.
– На всю оставшуюся, – добавил Тиль.
– Ты себе уже отмерил?
– Я гаданием не занимаюсь. Отмерил до вечера, а там поглядим.
Солнце поднялось, и граффити на стенах уже не светились, а лишь отсвечивали, чаще – модным лиловым.
– Ну и что ты намерил? – спросила Элен. – Куда теперь едем?
– Есть нормальная гостиница. Нормальная – в смысле, тихая. Ты ведь ночью не спала? Мне тоже не удалось, я прямо с самолета. Отдохнуть нам надо.
– Отдыхать обязательно вместе?
– Кровати могут быть разными.
– Я не о том. С чего ты взял, что нам по пути?
– Увидел, конечно.
– Это не причина, а следствие, – бросила Элен.
– Если ты меня вспомнила… должна помнить и все предыдущее.
– Помню. Такой форвертс у меня впервые. Глубокий и затяжной, как нырок в преисподнюю. Только… очень ясный он был. Слишком ясный. У тебя…
– Тоже, – отозвался Тиль. – Чуть не перепутал его с реальностью. Зато теперь я кое-что знаю.
– И я…
– Знаем такое, без чего было бы трудно.
– Ты правда советуешь мне порвать с этой Компанией?
– Я еще ничего не сказал.
– Да перестань, Тиль!
– Ну… а ты сама-то как думаешь? Конечно, порвать. И с этой Компанией, и с любой другой.
– Они просто так не отпустят. Особенно сейчас. Я им нужна.
– Мы всегда будем нужны. Не «Глобал», так «Юни», не «Юни», так еще кому-нибудь. Единственный выход – ни с кем не ссориться и ни с кем не дружить.
– Соломон выискался!..
Встречный «Мерседес» ни с того ни с сего мигнул фарами. Тащившийся за ним разбитый «Форд» капризно бибикнул.
– О!.. – Элен усмехнулась. – Представляешь…
– Почему миллион? – равнодушно спросил Тиль. – Логичнее было бы сто.
Она побарабанила по рулю.
– С тобой скучно, братец.
– Неужели?..
Элен быстро взглянула ему в глаза и отвернулась. Через несколько часов она скажет: «С тобой здорово, Тили…» И дело было не в том, что она это увидела. И даже не в том, что это увидел он. Они уже все почувствовали и, еще не прикасаясь друг к другу, стали ближе. Пока это был лишь вариант, – и Элен, и Тиль могли его изменить. Но оба знали, что менять ничего не будут.
– По заключению врачей, Рудольф Прутко страдал олигофренией в степени дебильности и не представлял угрозы для общества, – тараторил репортер. – Два раза в год Прутко проходил плановое обследование в стационаре, остальное время он находился у себя дома, на попечительстве…
В кадр попал холодильник, обычный «Самсунг», обклеенный рецептами из дамских журналов. Левая дверца открылась, и Элен, тяжело сглотнув, отодвинула тарелку. Морозильная камера была набита заиндевевшим мясом – посреди, между ногой и чем-то неопределенным, выдавалось голубое женское лицо.
– …старшей сестры Евы Прутко, – скороговоркой закончил ведущий.
На экране возникла другая квартира: книжный стеллаж, окно в пасмурное небо и треснувший аквариум без воды. Тиль медленно покачал головой. Эту комнату он знал хорошо.
В центре показалась лужа разбавленной розовой крови. И два тела.
Полушин с простреленным сердцем лежал на спине. Рядом, в глубоком кресле, словно вбитый гвоздями, сидел блондин из «Поросячьего визга». Свесившаяся рука сжимала «стейджер». Вокруг, как кораблики, из воды светили боками свежие гильзы. Очень много корабликов…
– Выкинь свой пистолет, – буркнул Тиль.
– Да-да… – обронила Элен.
– Трудно сказать, имел ли место ошибочный диагноз, или у Рудольфа Прутко на фоне одного заболевания развивалось второе, скрытое, – продолжал комментировать репортер. – Люди, страдающие дебильностью, как правило не склонны к насильственным действиям. Вспышки агрессии более характерны для маниакально-депрессивного психоза. Если же мы имеем дело с убийством не случайным, а запланированным, то речь может идти о параноидной шизофрении. Ни того ни другого у Прутко не наблюдалось. Однако восстанавливать картину теперь придется не врачам, а полиции.
Монитор показал огороженный турникетами подъезд. Ефимов неторопливо вышел из дома и поднял воротник – дождь закончился, но на улице было еще сыро.
– Господин следователь… – Ему в лицо ткнулись микрофоны.
– Рано! – Он раздраженно отодвинул камеру и направился к машине.
– Господин следователь!..
– Пока могу сообщить, что это… – Ефимов поморщился. – Это необычный преступник.
– Необычный преступник, совершивший необычное преступление, – подхватил голос за кадром. – Во время перестрелки были ранены двое сотрудников полиции, один находится в критическом состоянии. Необходимо добавить, что это опытные сыщики, за плечами у них долгие годы службы и множество блестящих операций. Как случилось, что душевнобольной человек сумел оказать им столь эффективное сопротивление, остается загадкой. Будет ли найден ответ – неизвестно. Ввиду особой опасности преступника, полиция была вынуждена открыть огонь на поражение.